Как же легко просыпаться, когда раннее солнце будит тебя нахальным светом в окна! Май, в окнах первая зелень, выходной... Выходной! Зажмуриваю глаза – и мне снова семь лет.

Сегодня 9-ое, парад! Выбегаю из спальни, несусь в зал, окна которого выходят на Первомайский проспект, а там последний автомобиль пронырливо проезжает по своим делам, и улица на глазах преображается. Пешеходы сначала несмело, кучками, а потом вальяжно и по одному начинают выходить на проезжую часть.

За завтраком двоюродный брат папы, приехавший из Киева, рассказывает важно, что у них на Крещатике такое – каждые выходные. А моя Первомайка пешеходной становится на первое и девятое мая, – да осенью, 7 ноября. Тем ценнее такие дни!

Я живу с ощущением, что улица моя – самая главная в городе, а дом 58 – самый красивый. Хотя это обычная, в общем-то, cталинка. Если быть честной, то даже в чем-то не совсем cталинка, а дом переходного периода, потому что потолки могли быть и повыше. Да и вензелей раннего советского классицизма на фасаде не хватает. Но эти дома на первой линии проспекта всегда казались мне избранными.

Их строили в сороковые-пятидесятые, когда Рязань после войны превращалась из сельскохозяйственного центра в индустриальный. Квартиры здесь получали передовики производства и видные врачи, учителя, преподаватели вузов. Наш дом наполовину состоял из квалифицированных рабочих и сотрудников управления завода «Химволокно». Все друг друга знали. Вместе на работу, вместе на субботник, вместе на парад.

Как же я любила эти парады! Красные флаги на фасадах домов и портреты вождей на балконах - это только на нашей улице такое бывает, завидовала я сама себе в детстве. Кстати, про балконы! У нас на втором этаже его нет. Надо срочно одеваться и бежать в первый подъезд к Ленке, мы у нее всегда собираемся на начало действа. С ее четвертого этажа видно начало колонны, что пойдет с площади Победы.

А когда первые шеренги сравняются с нашим двором, мы по-хозяйски вылетим на улицу и побежим рядом. У многих в строю или папа, или брат; выкрикнуть имя «своего», получив в ответ едва заметный кивок, - особая радость.

Первомайка моего детства, конца восьмидесятых, крайне приветлива. Мы, детвора, – это уже второе поколение, что здесь с рождения. Так что забежать попить воды можно к любой соседке и разговаривать с чужими – не запрещено. Здесь безопасно. Я с четырех лет гуляю одна, изредка забегая домой на зов «обедать!». Одним словом, идешь на парад и только успевай здороваться.

Первая остановка – продавщица мороженого у входа на Первомайский рынок. Она тут только по праздникам. У нее сегодня может быть даже шоколадное, по 20 копеек. И, конечно же, пломбир. А хочется приторного фруктового. И мы бежим к Дворцу профсоюзов, там по праздникам в палатке точно должно быть это розовое в стаканчиках с палочками. Оно крупянистое, в нем мало молока и стоит то оно копеек 11, но оно именно на «майские» бывает, – как тут устоять?

По пути – булочная. У магазинов детства названия просты: «Хлеб», «Овощи». Здесь, в хлебном на Первомайке, рядом с перекрестком, - самообслуживание. Обходишь блестящие перила, проходишь вдоль скошенных лотков с хлебом. Если привоз, а под праздники всегда привоз, то здесь и батоны нарезные, и сайка горчичная, и черный дарницкий, у кассы – рогалики! И, вроде, позавтракали, но устоять перед пахучей теплой горбушкой трудно, и мы для вида мнем ее ложкой: мол, свежая ли? А мысленно уже делим по-братски куски хрустящей корочки и двигаемся дальше, к площади.

Дворец профсоюзов – центр культурной жизни нашего микромира. Кружки, концерты, позже здесь будут популярные в 90-е менные рынки, когда ты пару детских сапожек можешь, скажем, поменять на куртку. Валютой тогда был ширпотреб, и конвертация происходила в уме почти мгновенно без размышлений. Впрочем, я не люблю 90-е на Первомайке. Они ее безвозвратно изменили.

Помню стройку первой двенадцатиэтажки. Наши закрытые дворы внезапно стали проходными. Появились бродячие собаки, выселенные из будок разрушенных деревянных домов. Возникли новые люди, другие, без трепета к истории города, без готовности принимать правила соседства местных.

Дольше всех держался двухэтажный деревянный дом на Цветном бульваре, с резными наличниками и таинственным сиреневым садом.

Как-то мы нарвали ту сирень и встали на углу Первомайского рынка продавать букеты. Но заработанные 40 копеек реализовать не удалось, кто-то из двора предупредил наших бабушек и домой нас загнали с позором. Оказывается, мы занимались спекуляцией и унизили честные фамилии своих семей. Может, с тех пор я не умею продавать?

Кстати, Первомайский рынок – тоже отдельная страница детских воспоминаний. Летний, пахучий, шумный – мы любили гулять там взад-вперед и пробовать ягоды. Это считалось правилом вежливости – угостить покупателя, как и обычным делом - прихватить горсть семечек с собой в карман. Вот так, променад туда-сюда – и ты сыт! Мы любили затеряться в толпе зевак, играя в «казаки-разбойники». Меловые стрелки для искавших нас кружились по всей улице, осторожно огибая район Малого шоссе.

Современные дома окончательно смели воспоминания об этой «Хитровке» Рязани, но мы этого места детьми опасались. Зато смело бегали в парк железнодорожников, тот, что сейчас «Приоленд». Там были машинки с механическими педалями, взяв которые на прокат, можно рассекать по дорожкам, будто водитель. А «качели-лодочки» до сих пор мне кажутся лучшими каруселями. Особый шик был в том, чтобы, раскачавшись высоко, сорвать с клена соцветие. Эти бутончики мы называли «дефицит».

Не понимали значения слова, но, слыша его от взрослых, знали: это что-то очень важное! За этим важным мы простаивали в очередях с родителями: в магазине «Эра» могли вдруг «выбросить» свежее мясо, а в кооперативном около моста на Первомайке (сейчас там Angel’s) была невиданная колбаса «Московская».

Хотя ее и сервелат в начале 90-х продавали просто так, без очереди и ажиотажа. Потому что цена «кусалась». Но по праздникам, купив напротив гостиницы в овощном зеленые бананы и нарезав то сокровище с мелким пахучим жиром из кооперативного родители были уверены – все будет хорошо! Мы вместе и праздничный стол особенным делают люди.

Мой мир разрушился в 93-м, когда мы переехали на Дзержинку, когда беззаботность сменилась опасными годами лихих 90-х, когда мальчики выросли и пропали, а девочки выбирали каждая свой путь. Моим якорем стала 39-я школа. Островок безвременья, где учителя или одноклассники или педагоги моих родителей. Там родное крыльцо, которого больше нет, там признавались в любви, обещали дружить вечно, а на стене навсегда осталась надпись 11«Б».

Родная, нарядная, центральная улица провинциального города. Ворота. Его «Добро пожаловать». Я научилась принимать перемены и рада, вернувшись из командировки, понимать, что моя Первомайка, пусть усталая, морщинистая, со шрамами меня ждет и снова преобразится для парада, на который уже я поведу своих сыновей и буду рассказывать им о дворах детства.